Заговорщик - Страница 3

— Спасибо, Пахом Можешь прятать. — Он отер клинки о рукав, спрятал в ножны. — А я в баню пойду. Времени уже много, как бы полночь не застать.

В парилке густо пахло хлебом. Любимая женушка на стол пива подавать не стала — пост все-таки, — а вот для бани не пожалела. Пивной пар, знамо дело, самый ядреный и лечебный, кожу очищает и от хрипоты с кашлем спасает.

Холопы Друцкого вид имели весьма соловый. Видать, про Великий пост в дороге подзабыли, и хмельной напиток употребили не только на каменку. Бочонок на пятерых — доза не убийственная, но вполне заметная.

— Хватит с вас, добры молодцы, — скомандовал им Зверев. — Оставьте меня с князем наедине.

— Никак, принес все же снадобье свое? — кряхтя, поднялся гость. — Не дадут старику помереть спокойно.

— Ты еще всех нас переживешь, Юрий Семенович, — отрезал Андрей. — Давай-ка, чуть выше тебя подниму, на второй полок. Нам ведь чем теплее, тем лучше.

Князь Друцкий и вправду выглядел не лучшим образом. И без того никогда не страдавший излишней полнотой, ныне он и вовсе иссох: щеки провалились, нос заострился, кожа стала дряблой и морщинистой, мокрая седая бороденка слиплась и превратилась в подобие растрепанной бечевки. Мышцы на ногах почти исчезли — только кости да жилы остались. Не мудрено, что удержать тяжелые зимние одеяния такие конечности не могли. Тело-то у старика было легоньким, раза в два легче шубы.

— Сейчас, освежу, — пробормотал Андрей, выливая наговоренную воду в шайку, добавил кипятка и плеснул на старика, тут же подсунув под него деревянный тазик: хоть немного смытой воды полагалось выплеснуть на перекрестке дорог: чтобы лихоманка в иные края уходила. Затем он быстрыми, уверенными движениями втер мазь немного выше и ниже колена, ополоснул руки: — Все, Юрий Семенович, готово. Смывать зелье не нужно, пусть впитается.

— Коли не надо, так и не стану, — не стал спорить князь, сел на полке, глубоко вдохнул: — А ведь согрелся я в бане, твоя правда. Однако же валенки все ж одену, не обессудь. Боязно холод обратно в кости пропустить. Тяжко он выгоняется, тяжко. Совсем замучил, покуда я до княжества твого добрался.

— Не бойся, Юрий Семенович, у меня не замерзнешь. Сейчас ради праздника согревающего чего за столом выпьешь — и вовсе любая хворь пропадет. Одевайся, княже, и пойдем. На пустое брюхо лечиться — только снадобья зря переводить.

В трапезной дворня уж заждалась. Без хозяина садиться за стол никто не смел, и все толкались вдоль стен и в коридоре: холопы, в сече проливающие кровь бок о бок с князем, а потому достойные разделить княжескую трапезу, княгиня и ее доверенные ключницы, няньки и приживалки. Обычные смерды уж давно сидели на кухне за угощением — а самые близкие к хозяину слуги, получалось, маялись от голода.

Андрей, решительно пройдя вдоль ряда склоненных голов, занял место во главе стола, приветил гостя, указав место одесную от себя, затем ошуюю, ближе к сердцу, посадил на законное место Полину. Прочие сотрапезники засуетились, тоже усаживаясь. Холопы Друцкого — возле господина, приживалки — слева от княгини. Воины самого Андрея на этот раз оказались отделены от князя нешироким проходом — сидели за отдельным столом напротив него.

— Ну что, откушаем, чем Бог послал? — потер ладони Зверев и тут же получил от жены толчок локтем под ребра.

— Ты чего, батюшка? — округлила глаза Полина. — А молитву?

— Давай в другой раз, — тихо предложил Андрей. — Гости слюной захлебнутся.

— Читай молитву! — решительно потребовала супруга и округлила глаза еще сильнее. — Не позорься перед людьми.

Она перекрестилась, сложила ладони перед лицом и потупила взор. Князь Сакульский, смирившись, последовал ее примеру.

— Отче наш, Иже еси на небесех! — тихо забормотала женщина.

— Отче наш, Иже еси… — громко повторил за ней Андрей.

— Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избави нар от лукавого. Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполнявши всякое животное благоволения…

— Аминь! — уже без подсказки закончил Зверев. — Угощайтесь, гости дорогие, чем Бог нас ныне порадовал. Полинушка, за здоровье гостей не мешало бы и бокалы поднять.

— Как у тебя язык поворачивается, батюшка?! — испуганно перекрестилась жена. — Пост же Рождественский! Нечто одного дня с баловством хмельным не перетерпеть?! Одно токмо на уме!

— Они же с дороги, Полюшка. Им поста можно не соблюдать.

— Ужо прибыли, — решительно отрезала жена. — Так ведь, батюшка?

— Верно, Поленька, верно, — послушно кивнул князь Друцкий. — Пост есть пост. От заветов христовых нам отступать невмочно.

— Да, — успокоенная поддержкой родича, гордо глянула на мужа Полина. — Законы Божии в нашем доме завсегда нерушимы будут!

Зверев смирился и стал складывать себе на блюдо угощение со скудного постного стола: немного печеной форели и белорыбицы, заливное из судака, вместо вина плеснул в кубок чуть желтоватого сыта, взял пару пресных лепешек, пропитанных миндальным молоком. На сладкое его не тянуло, а потому кашами с медом и изюмом он оставил баловаться дворне. Немного перекусив, повернулся к гостю:

— Так и не спросил, дядюшка: как ныне дела в княжестве твоем, как здоровье супруги и сына, не доходили ли к вам вести от батюшки моего из Лисьино? Федор, вижу, не приехал. Давно я его уже не видел. Как он?