Заговорщик - Страница 60

Поев всухомятку и отоспавшись на стругах, новым утром путники двинулись дальше, следуя изгибам Червленой. Делом это оказалось непростым — потому как носом суда ломали лед легко, а вот когда поворачивали, наваливались на него бортом — становилось трудно. Приходилось опять браться за весла и колоть, колоть, колоть. В итоге от темна и до темна общими усилиями удалось одолеть от силы верст десять реки, и опять заночевать на воде. Поутру же…

Поутру, едва солнце наполнило степь холодным светом, Пахом заметил на горизонте темную колышущуюся полосу. Что это могло означать, никому пояснять не требовалось — люди бывалые.

— Пищали к себе! — закричал Андрей, встав на ноги и оглядывая лодки. — Фитили запалить, пороху на полки подсыпать. Бердыши готовьте, сабли проверьте, чтобы не залипли и не путались! У кого броня под рукой, надевайте немедля!

Где лежал, дожидаясь нужного часа, его бахтерец — Зверев не представлял даже примерно. Где саадак — тоже. Даже пищалей на лодке служилых людей, словно в насмешку, не оказалось.

Все, чем располагал Андрей Васильевич — это сабля, косарь и командирский голос:

— Не торопиться! Без команды не стрелять! Не бойтесь, ребята, лед тонкий, им до нас так просто не дойти.

Татарская конница тоже заметила в степи темное пятно, повернула к реке. В разъезде было всего сотни две степняков, удачным залпом снести можно всех. Но доводить до стрельбы не хотелось. Уж больно неуклюжее положение оказалось у путников. Во льду, как в мышеловке. Ни туда, ни сюда быстро не уйти. Сиди и жди: повезет — не повезет.

Конница зашла с востока, помчалась вдоль берега. Низкие брюхатые кони, пики с волосяными кисточками, лохматые треухи на головах, овчинные тулупы перепоясаны широкими кожаными ремнями. Правда, лица у всех светлые, славянские… Как у казанских татар. Почти все бородаты… Но ведь и татары редко когда бреются…

— Не стрелять! — еще раз предупредил Зверев. — Без команды не стрелять, ребята!

Его голос привлек внимание. Один из всадников — в шубе вместо тулупа и суконной пилотке с пером вместо шапки — натянул поводья, свернул ближе и остановился на самом берегу:

— Кто такие и куда путь держите?!

— Царские посланники! — ответил Адашев. — Ищем казачьего атамана Саразмана Рваное Ухо! Гостинцы ему и воинам его из Москвы привезли.

— Нечто правду глаголите? Православные? А ну, перекрестись!

Все путники, включая Андрея, осенили себя знамением, достали и поцеловали нательные кресты. Правда, князь оказался единственным, кто забыл при этом обнажить голову.

— А ты чего шапку не скинул, боярин? — тут же заметил ошибку всадник.

— Наш род ни перед кем ее не снимает, — презрительно сплюнул Зверев. — Так знаешь ты атамана казачьего, али зазря языком помолоть прискакал?

— Так то ж я и есть! — широко осклабился всадник.

— А ухо почему не драное?

— Заросло! — рявкнул казак, и ближайшие его соседи радостно захохотали.

— Веселишься? Лучше бы со стругами помог. Не то тут подарки бросим.

— Не боись, православные! — Казак огрел скакуна плетью, и тот завертелся на месте. — До острога всего верст десять осталось. Сейчас веревки привезем, подсобим.

Обе сотни, словно ведомые одним общим разумом, разом сорвались с места и умчались вдоль русла на запад. Пока холопы, потушив фитили, обкалывали лед, три десятка казаков успели вернуться, забросили на первый струг четыре веревки, а когда путники закрепили их на носу, разбились на отряды и потянули лодку вперед. Захрустел лед. Судно, раскачиваясь с боку на бок и с носа на корму, все быстрее и быстрее побежало вперед, оставляя за собой очищенный ото льда фарватер. По нему легко заскользили и остальные струги.

Через четыре часа все они, вытащенные на берег, стояли ровным полукругом под стенами казачьего острога: тоже земляного, но поверху обнесенного прочным тыном с бойницами и усиленного всего двумя башнями. В огороженном пространстве казаки споро выставили четыре большие юрты, внутри тут же запалили костры, притащили казаны, занялись варевом. Зверев их понимал: внутри укрепления было тесно, каждая пядь свободного пространства на счету, все места распределены. Если есть возможность — то почему бы не выселить гостей наружу?

В остроге даже атаман имел не отдельную избу, как воевода в любой из крепостей, а лишь угол с топчаном, отделенный от общей казармы грубо сколоченным дощатым столом. За ним с полными вина оловянными кубками и сидели гости, беседуя с атаманом.

— Смотрю, дорогой Саразман, с лесом и дровами у вас проблем нет? — огляделся по сторонам Зверев. — Церковь в остроге рубленая стоит, тын деревянный, под навесом поленница на зависть — у меня дома такой нет.

— Как же без храма, бояре? — удивился казак. — Мы люди православные, каждый поклялся живот свой за веру отдать, муку принять во имя Господа и очищением сим царствие небесное заслужить! Посему чисты душою все мы каждый день и каждый час, в любой миг смерть принять готовы. Нам, боярин, исповедаться и причаститься в любой миг может потребоваться. Оттого и храм Божий нам дороже погребов и амбаров.

— Я не про церковь спрашиваю, я про то, откуда у вас в степи леса столько?

— А-а, — пригладил волосы Саразман. — Дык, у нас новичков в верховья Дона посылают за лесом. Сарацин там мало, пропадают редко. Но опыту набираются, прежде чем общей силой татарские кочевья побивать. Заодно и лес сплавляют. Как же без него жить-то? Из сплавного и строимся. Опять же, много раз османы к себе в Азов хлысты скатить пытались. Так мы перехватываем непременно и к себе в дело пускаем. Они уж и забросили сие. Поняли, что не дадим сарацинам русским добром зажиреть.